Фальконе Этьен Мари (1716-1791) — французский скульптор и литейщик. В 1766 г. по приглашению Екатерины II. Фальконе Э.М. приезжает в Россию, где совместно со своей ученицей М. А. Колло отливает памятник Петру I, названный «Медным всадником». Во время заливки произошла авария. Спас отливку русский литейщик Хайлов. Фальконе Э.М. в письме Екатерине II писал: «Его храбрости и ловкости обязаны мы успехом отливки. Если бы не он - памятник не залился бы». Памятник открыт в 1782 г. и является одним из лучших украшений Петербурга, его символом. Воспет многими поэтами. А. С. Пушкин посвятил ему поэму «Медный всадник».
Источник: Иванов В.Н. Словарь-справочник по литейному производству. 2-е издание перераб. и доп. М.: Машиностроение, 2001. 464 с: илл.
Медный всадник
Вольт Суслов
Двести лет скачет он над Невою. Двести лет не перестают восхищаться им люди. Сотни гравюр и картин запечатлели его. Тысячи строк стихов и поэм воспели его красоту и величие.
Уже в день открытия памятника забытый ныне поэт Василий Рубан писал, что отныне колосс Родосский должен смирить свой гордый вид, египетским пирамидам пора перестать считаться чудесами.
А потом были строки великого Пушкина, давшие памятнику имя – «Медный всадник»! Он был открыт 7 августа 1782 года. Сейчас, в дни юбилея, можно поблагодарить от лица потомков ею творцов. Их было много – людей, причастных к созданию монумента. Не только французский скульптор Этьен Морис Фальконе и его талантливая ученица Мари Анн Колло вложили в него свой труд и вдохновение. Стоят рядом с ними и крестьянин Семен Вишняков, и литейщик Емельян Хзйлов, и галерный мастер Григорий Корчебников… Не вдруг он вскочил на коня – Медный всадник.
…Русский посланник в Париже Дмитрий Алексеевич Голицын получил царское повеление озаботиться подысканием скульптора, способною создать монумент, достойный царя Петра I и его северной столицы. Был посланник человеком широкообразованным, искусством не просто интересовался, но был почетным членом петербургской Академии художеств. Был знаком Голицын со многими французскими мыслителями, художниками, архитекторами. Выбор свой остановил на Фальконе. Вполне возможно, что был уже и наслышан о письме философа Дидро Екатерине II, в котором тот настоятельно рекомендовал русской императрице пригласить в Петербург именно Фальконе.
Кем он был, мсье Фальконе? Сыном столяра и внуком башмачника. Скульптор Лемуан научил его рисовать и лепить. Хорошо научил. Скульптура «Милон Кротонский» заслужила не только одобрение учителя, но и всей парижской публики. Но что еще? Статуи «Садовница», «Минерва», «Амур», «Купальщика»... Может быть, и не плохо, но величественности в них не было. И вдруг такое предложение – монумент! Памятник полководцу, государственному деятелю, преобразователю огромной страны! В контракте так и было записано: «Памятник будет состоять главным образом из конной статуи колоссального размера».
15 октября 1766 года скульптор приехал в Петербург. Обуреваемый идеями, планами, он пишет Дидро, с которым был дружен много лет: «Монумент мой будет прост. Я ограничусь статуей этого героя, которого я трактую не как великого полководца, не как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя…»
На пересечении Морской улицы и Кирпичного переулка скульптору оборудовали мастерскую. Начался его двенадцатилетний период жизни на берегах Невы. Разными были эти годы. Горькими и радостными. С надеждами и разочарованиями. Но всегда наполненные трудом.
Глядя сейчас на памятник трудно что-либо выделить в нем отдельно Все слито воедино. Всадник с конем. Оба они с камнем. Но в период создания все это порознь, все создавалось самостоятельно.
Конечно, прежде всего всадник должен был иметь портретное сходство с царем Петром. До сих пор длятся дискуссии о том, кто же был подлинным автором головы Петра? Фальконе или Колло? Существует даже легенда, что юная Колло вылепила голову Петра в одну ночь. Неоднократно, упрямо подтверждал это и сам Фальконе. В одной из статей он пишет: «Я исключаю голову героя, которой я не делал: этот портрет, сильный, колоссальный, выразительный и проникнутый характером, принадлежит м-ль Колло». Уже вернувшись в Париж и отсылая в Нант полученную за памятник серебряную медаль, он пишет своей ученице: «Вы сделали великолепную, колоссальную голову Петра Первого».
Вокруг одеяния всадника тоже шло немало споров. Ведавший строительством монумента начальник Конторы строений екатерининский вельможа И. И. Бецкой (сразу же невзлюбивший Фальконе) требовал античных одежд. По его мнению, только они могли придать Петру героический характер. Скульптор же считал, что такая одежда будет "маскарадом, когда надета на человека, который не был римлянином». Не соглашался он и с теми, кто предлагал одеть царя в латы, или в старинную русскую одежду, или в современный Петру I костюм. Фальконе справедливо полагал, что одежда всадника не должна бросаться в глаза, отвлекать зрителя от главного. Он создал для героя монумента «свою» одежду. Она напоминает длинную просторную рубаху волжского бурлака, сверху наброшена короткая мантия, на ногах – мягкие и легкие меховые сапожки, которые носили на севере Руси. Вместо седла на коня брошена медвежья шкура. К поясу всадника прикреплен меч, покоящийся в простых, ничем не украшенных ножнах. Нет никаких атрибутов полководца или властителя. Только лавровый венок на голове – традиционный символ славы. «Костюм Петра, – писал скульптор, – одежда всех народов, всех людей, всех времен – одним словом, костюм героический».
Второй компонент памятника – конь. Во дворе мастерской скульптора построили помост, напоминающий пьедестал памятника с точно соответствующим ему углом наклона. Лучшие берейторы на лучших скакунах царских конюшен на всем скаку взлетали на этот помост поднимая коней на дыбы. Сотни раз повторяли они свои взлеты. На разных лошадях. В разное время суток. Сохранились и имена двух коней, послуживших натурой медному скакуну: «Бриллиант» и «Каприз». Фальконе «...исследовал, зарисовывал, вылепил каждую часть, рассматривал ее сверху, снизу, спереди, сзади, с боков... только после таких штудий и считал, что видел и способен передать коня, поднимающегося вверх в галопе».
Конь готовился к броску на скалу. Самой же скалы пока не было... Поначалу скульптор предполагал, что пьедестал придется сооружать из отдельных каменных глыб. Но в ходе работы он понял, что нужна цельная скала, единая каменная глыба.
«С мерами да лекалами» были посланы на поиски камня поручик Егор Бруссов и каменного дела мастер» Андрей Пилюгин. Академия художеств поместила в газетах публикацию, предлагая всем желающим сыскать скалу для монумента. И вот откликнулся крестьянин Семен Вешняков. Пришел и сообщил: есть такой камень! Еще и поболе требуемого. В двенадцати верстах от Петербурга лежит, в болотистом лесочке.
10 сентября 1768 года санкт-петербургский оберполицмейстер граф Карбури (он же еще и граф Ласкари, и граф Целофани, а по слухам, просто хитрый грек с острова Кэфеллиния, присвоивший себе графский титул) сообщил Бецкому о находке мужика из деревни Конная Лахта. Осматривать скалу отправилась целая комиссия. На месте убедились, что скала и впрямь была громадных размеров: длиною – 44 фута, шириною 22, вышиною – 17. Камень глубоко уходил в землю, основательно зарос мхами. Даже несколько березок нашли на нем свое пристанище, бодро вымахав вверх и весело шелестя листьями. Предание же сообщало, что это была как раз та самая скала, на которую не единожды забирался царь Петр, обозревая окрестности. В какие-то давние времена в камень ударила молния, оставив на нем глубокую трещину. Потому и прозвали скалу «Гром-камень».
Фальконе был в восторге от находки! О таком пьедестале для монумента он и мечтать не мог! Однако гору предстояло тащить к воде, к Финскому заливу.
Прорубили просеку. Проложили по ней дорогу в десять сажен, тщательно укрепили ее, утрамбовали. Через каждые 50 саженей вбили столбы из корабельных сосен, к ним протянули канаты от воротов. Камень решено было поставить на специальную решетку из толстых бревен, обитых медными листами – «сковороду». Трудно было, но подняли, взгромоздили с помощью огромных рычагов, каждый из которых представлял собой три хороших бревна длиною до 30 метров и системы воротов с толстыми канатами.
Способ передвижки предложил уже знакомый нам оберполицмейстер, а тогда и руководитель этих работ Карбури-Ласкари-Целофани. Только сам ли он его придумал – вопрос! Поговаривали, что этот грек просто купил идею передвижки камня у безвестного русскою кузнеца. За 20 рублей купил, а за семь тысяч казне продал.
Не таким уж и далеким был путь, но ох каким медленным! За сутки скала двигалась шагов на 20…З0. На поворотах еще медленнее. Пять раз камень срывался с решетки и сразу же глубоко уходил в землю.
Четыреста человек тянули и тянули скалу к воде. Прямо на камне расположились кузница, чинившая шары и желоба, сбоку прилепилась караульня и гремели, гремели барабаны!.. И камень шел! Шел!
Тем временем в Петербурге ломали головы: ну, доставят камень к воде, а дальше как? Как такую громадину водой везти? Бецкой адмирала Мордвинова спрашивал: поднимет ли кронштадтский теребень (большое грузовое судно) столько весу? Доставили теребень в столицу. Поглядели на него, поняли: не поднимет. Нужно специальное судно строить. Галерный мастер Григорий Корчебников сделал нужный «чертеж»: судно не судно – скорей баржа. Рассчитано было, что потянут баржу другие суда.
Осталось решить последнюю загадку: как погрузить камень на судно? Здесь в нашем рассказе появляется еще одно имя: капитан-лейтенанта Якова Лаврова. В Адмиралтейств-коллегии знали его как толкового офицера, умелого строителя. Потому и вызвали из казанской адмиралтейской конторы, назначили руководителем работ по перевозке «Гром-камня».
Вместе с Корчебниковым и такелажмейстером Матвеем Михайловым искал Лавров выход из положения. И нашел! Предложил затопить судно. Потом уже на него, затопленного, грузить скалу, а дальше воду откачать, поднять судно – и в дорогу!
Так и сделали. Всего в один день управились.
Несметное количество петербуржцев собралось на обоих берегах Невы, чтобы увидеть чудо: выгрузку «Гром-камня». С балкона наблюдала за нею и императрица. Еще раньше в честь трудов небывалых велела она выбить медаль с изображением «Гром-камня» и с надписью: «Дерзновению подобно!».
Место Медному всаднику тоже было выбрано далеко не сразу. Город еще не имел ни одного монумента, где поставить первый, было для нею вопросом существенным. Предлагали устаюеить памятник на Дворцовой площади, предлагали – на Васильевском острове или на площади у Главных ворот Адмиралтейства. Остановились на площади у Сената.
Подошло время отливки памятника – ответственейший период в его создании.
На Сенатской площади развернулось еще одно строительство – литейного дома. В нем-то, в огне и пламени, и должна была родиться статуя.
Порядочных литейщиков за границей так и не сыскалось. Приглашался то один, то другой – проку не было. А время шло. Фальконе решил взяться за отливку сам. В собственном опыте медного литья он сомневался, зато весьма надеялся на своего помощника – Емельяна Евстафиевича Хайлова. Не раз, не два устраивал он проверки русскому литейщику, и всякий раз тот выходил из них с честью. Отменно отливал различные приспособления для перевозки «Гром-камня», безукоризненно отлил статую Купидона, да и у себя в Арсенале считался мастером высокою класса.
Наконец, 7 августа 1775 года Фальконе записывает: «...конная статуя приближается к моменту отливки: огонь пылает в печи с 20го числа прошлого месяца и, недели через две, приблизительно, бронза должна вылиться...».
Было и такое: Емельян Хайлов остановил прорвавшийся из формы расплавленный металл, потушил огонь, заделал отверстие в форме – спас статую!
На ее изготовление пошло более 10.000 пудов бронзы и около 250 пудов железа, залитого для устойчивости в задние ноги коня.
Сейчас, глядя на памятник, мы восхищаемся его красотою. Но следует оценить и его инженерное решение: ведь не на четырех копытах стоит вздыбленный конь!.. Три точки опоры у скакуна: задние ноги коня и змея, вылепленная по просьбе Фальконе скульптором Федором Тордеевым. Да, она, конечно, олицетворяет попранного, раздавленного копытами врага, но служит еще и точкой опоры всей статуи.
...Скульптура была отлита. «Гром-камень» обточен. Приближалось открытие монумента. Сделать это было намечено в день столетия с момента воцарения на престоле Петра I – 7 августа 1782 года. Город усиленно готовился к торжественному событию. Была довольна императрица, увековечившая себя в памятнике надписью: «ПЕТРУ перьвому ЕКАТЕРИНА вторая». Коротенькое «вторая» делало ее как бы первой продолжательницей дела Петрова. В ожидании новых наград гордо посматривал по сторонам Бецкой. Не было только главного виновника торжества. Не было человека, чьим трудом и талантом создан был монумент. Возмущенный постоянным недоброжелательством, мелочными придирками и неумными рекомендациями Бецкого, его несправедливыми обвинениями, Фальконе покинул Петербург… Завершал работу над монументом русский скульптор – Юрий Матвеевич Фельтен.
А четыре десятилетия спустя, 14 декабря 1825 года, стояли возле Медного всадника декабристы, стояла молодая, поднимающаяся против царя Россия. Всего в пятидесяти шагах от восставших чернели отверстиями стволов пушки, заряженные картечью. Новый российский император произнес свое первое царственное слово: «Пли!» В честь того дня и носит с 1925 года площадь свое современное имя: «Площадь Декабристов».
Летят годы. Но скачет и скачет всадник. Под дождями скачет. Сквозь снежную кисею. В белые ночи. В любую погоду красив!
Такова уж великая сила искусства.
Источник: Неделя, №30 [1166], 1982 г.
